Продолжая вчерашнюю тему.
А так ли были плохи те уроки труда?
Не знаю, есть ли сейчас в школах уроки труда и сохранились ли трудовые мастерские.
У нас-то они точно были с 4-го по 8-й класс:
- у мальчиков столярная и слесарная мастерская, и если повезет, то еще и станки;
- у девочек электроплитки и швейные машинки.
Это я уже молчу про учебно-производственный комбинат (УПК), в котором в девятом-десятом классах каждый школяр получал профессию.
Но вспоминаю я об этом исключительно из-за нашего преподавателя по труду.
Бабушка говорила, что были с ними вечные проблемы: или рукастый, но пьющий и не педагог; или педагог от Бога, но к инструментам его подпускать страшно.
Так вот наш трудовик был типично-нетипичный.
Неопределённого возраста (от тридцати до пятидесяти), всегда в порезах от ежедневного бритья, с постоянной улыбочкой и хохмочками, в синем халате, из нагрудного карма которого торчала пачка Беломора.
После каждого урока он выходил посмолить на крылечко, ведущее из мастерской во двор, а после последнего урока выходил туда же с граненым стаканом в подстаканнике, содержимое которого он закусывал то соленым огурцом, то столовской котлетой.
Весь инструмент и все станки в заведовании он знал как свои три пальца на правой руке, пользовался ими виртуозно и, главное, умел научить ими пользоваться. Тех, кому это было дано.
По крайней мере, если даже я научился затачивать резец и ни разу не получил им в лоб, а даже еще и что-то там вытачивал, то педагогом он был неплохим.
Но главным в нём было другое: мы никогда не занимались пустой работой.
Мы поняли это еще в четвертом-пятом классах, когда осваивали азы столярного дела. Две долгие четверти мы каждую пару пилили, строгали, сверлили, снимали фасочки, шлифовали, лакировали, красили. Постоянно получали замечания и переделывали, складывая скромные плоды наших трудов в отдельную коробку. А потом за одну пару под его руководством весь этот набор разноцветных дощечек и брусочков превратился в настоящий гараж, к которому прилагался десяток машинок.
Мы уже готовы были приступить к играм, но он отвел нас в раздевалку и повел в ближайший детский садик, метрах в двухстах от школы. И мы, десятилетние пацаны, стали настоящими волшебниками для группы пятилеток, которые получили уникальный набор игрушек.
А Витька-ябеда потом еще полчаса бурчал, что вчера в этот садик, только в другую группу, в которую ходит его сестра, трудовик водил "Бэшек", но они носили грузовики и танки. И, дескать, несправедливо, что мы, "Ашки", всего лишь вторые.
Так же и потом, почти все наши работы по слесарке, если только не относились к привитию базовых навыков, то всегда превращались в отремонтированные парты или новые учебные пособия.
Ну или когда работы разных классов объединялись в одну.
Причем и параллели всегда перемешивались случайным образом.
Последний раз я видел нашего трудовика уже когда учился в институте.
Он был всё того же неопределенного возраста, в таком же халате и при пачке Беломора.
"А-а-а!!! Иванов! Я слышал что ты пошел в инженеры. Так ты сможешь перевести материала в 10 раз больше одной силой мысли! Но, по крайней мере, все твои пальцы останутся на месте."
