Мне тогда было лет 7-8, но они казались мне очень старыми, хотя им было не больше 60-ти. Собственно говоря, мой дедушка был ровесником Люсьена Дмитриевича, вот только дед работал до последнего дня жизни, а Люсьен всё то время которое я его знал был пенсионером с палочкой. Да и Полина Аркадиевна была, в отличии от бабушки, тихой и скромной старушкой в платочке, которая не перечила мужу даже тогда, когда он был сильно не прав.
При этом оба они были принципиальными борцами за "правду и нравственность". До сих пор не понимаю зачем они потратили столько сил и времени, чтобы объяснить мне, что бабушка это не мамина мама, а просто вторая жена дедушки. Не то чтобы у нас в семье это кто-то скрывал, но на этом просто не акцентировали внимание. Когда я вырос - то понял. Но вот зачем им это было надо?
Совсем не могу понять зачем Люсьен Дмитриевич пытался меня убедить, что мои папа и мама может быть совсем и не мои. Он довольно долго тыркал меня в моё же Свидетельство о рождении, выданное через два с половиной года после собственно рождения и печать "Повторное". Ну сейчас-то я знаю, что это было связано со сменой фамилий (первые два с половиной года я был вовсе не Иванов, а Попов, как мама и дедушка), но он тонко намекал, что такие вещи могут быть связаны с усыновлением.
Нет, они меня ни разу не обидели. Они даже заботились обо мне как умели. Если их очень сильно просили.
Когда умер Люсьен Дмитриевич мне было лет 17-18. До сих пор иногда вспоминаю его тело примотанное к носилкам, которое мы с соседом стоймя везем в лифте. Первый покойник, которого я вынес на своих руках.
Полина Аркадиевна, как и положено, пережила его лет на 10, пока перелом шейки бедра и воспаление легких не свели её в могилу. И только после её смерти обнаружилось, что у них нет ни родственников, ни друзей, но 14 абортов за 20 лет в её медицинской карте.
А кроме того 20 000 тысяч рублей на сберкнижке, куча золотой бижутерии и несколько десятков пар ненадеванной обуви в возрасте от 10 до 40 лет.
За отсутствием наследников их квартира ушла в доход государства и спустя год в ней поселились весёлые блязняшки лет двадцатипяти, которые приехали в Питер то ли из Самары, то ли из Саратова. Уже через месяц запах нафталина, воспринимавшийся нами как данность, исчез с нашей площадки. А еще пару месяцев спустя казалось, что не было никакой пары тихих пенсионеров, проживших в этой квартире 30 лет.
Точно знаю, что последний приют Люсьен Дмитриевич нашел в колумбарии нашего крематория на Шафировском проспекте. Где похоронили Полину Аркадиевну сейчас уже и спросить не у кого. Думаю, что их могилы никогда и никто не навещал. А если сейчас спросить о них в нашем бывшем подъезде, то вряд ли кто о них и вспомнит.
И стоила их спокойная старость такого забвения?